— Но как…

— А вот так! — сказала я, — сама решай, или книги, или дублёнка.

— Ладно, я попрошу миссис Вайт, чтобы она по почте мне выслала.

— Вот и прекрасно, — улыбнулась я, — видишь, как хорошо вопрос решился. И совсем не обязательно было на меня так кричать.

— Прости, мама Люба, — покаянно сказала Анжелика, подошла ко мне и обняла, — прости меня пожалуйста, я вся на нервах и злая сегодня.

— Я вижу, — сказала я, — перед дорогой волнуешься?

— Нет… — замялась Анжелика, а потом тихо добавила, — просто мама так и не приехала…

Самолет взлетел, постепенно набирая высоту. Я посмотрела в иллюминатор, где остался плавающий в дерьме Нью-Йорк и тихо-тихо, на грани слышимости прошептала:

— Вот так! Плавай в дерьме теперь! Ведь это так символично! И это — только начало, я точно знаю…

Глава 17

Родной Калинов (уже родной, ох, как время-то бежит!) встретил нас косыми струями дождя. Ветер щедро бросал прямо в лицо порции острой холодной воды, не жалея никого. Пахло землёй и карамелью.

— Вот мы и дома! — морщась от назойливого ливня, счастливо улыбнулся Пивоваров.

— Ага, — выдохнула Сиюткина и аккуратно вытерла лицо шарфиком, стараясь не размазать помаду. Она всегда, в любой ситуации, старалась выглядеть уместно и прилично, даже когда выпускала долгоносиков в парке Нью-Йорка.

— Завтра на работу, — вздохнула я, — хоть бы не проспать после такой дороги…

Я повернулась к Анжелике:

— Давай прощаться и пойдём домой. По дороге только хлеба надо не забыть взять.

— Но наши же знают, что мы сегодня возвращаемся, — легкомысленно отмахнулась Анжелика, — думаешь, они хлеба не купили⁈ Ох! Борща хочу!

Я промолчала. Не стала объяснять, что дома, по всей видимости, никого и нету. Ричарда и Изабеллу отобрала опека, а дед Василий вряд ли будет просто так в городе сидеть, однозначно в деревню до нашего возвращения подался. Так что с борщом придётся подождать.

Мы распрощались со всеми и заторопились домой.

— Ох и льёт! — ныла Анжелика по дороге. Она уцепилась за чемодан и еле-еле тащила его, а в другой руке держала зонтик. От ветра зонт выгибало то внутрь, то наружу, и он не столько защищал её от воды, сколько мешал тащить увесистый чемодан. А на плече у неё ещё болталась сумочка, набитая так, что еле-еле закрывалась. Что, конечно же, не добавляло ей мобильности.

Я все понимала. И даже сочувствовала. Но ничего поделать не могла: сама тащила в каждой руке по чемодану. И ещё рюкзак за плечами. Я поступила мудрее, увидела, что дождь серьёзный и плюнула на все эти зонтики. И так, и так вымочит. Но без обузы в виде выворачивающегося зонта всё равно идти легче.

Идти от автобусной остановки было неблизко, хоть и недалеко — каких-то два квартала. Если бы не дождь, то дошли бы нормально. А так еле-еле плелись.

— Вон магазин, — прохрипела я, — давай зайдём.

— Да зачем⁈ Ну что ты вечно придумываешь⁈ — возмутилась она.

— Надо, — твёрдо велела я, — примета такая.

— Примета! Взрослый человек, а в приметы какие-то детские верит, — ворчала Анжелика, но послушно пошла за мной в продуктовый.

Хлеба уже, в такое время, не оказалось — то ли разобрали, что ли ещё что. Поэтому я взяла пачку пряников и какие-то две присохшие булочки. Стащила мокрый рюкзак и принялась засовывать всё внутрь.

Анжелика осуждающе смотрела на меня, мол, дурью тётка мается. А я всё никак не могла рассказать ей.

Решила, что сама всё увидит. А под дождём нечего разговоры такие разводить. Вон она ещё из-за Машки не отошла — всю дорогу глаза на мокром месте. Я же видела.

Родной подъезд встретил нас темнотой и запахом прокисшей то ли капусты, то ли непонятно чего.

— Света нет. Лифт не работает. Придётся наверх с сумками переться, — простонала Анжелика.

— Остался последний рывок, и мы дома, — успокоила её я.

Мы, постанывая и кряхтя, поднялись на свой этаж. Я вытащила из кармана заранее подготовленные ключи и принялась в темноте шарить замочную скважину.

— А постучать не пробовала⁈ — не выдержала Анжелика, — восемь часов вечера, они ещё не спят!

Я не стала отвечать. Тем более, ключ, наконец, вошел, и я отперла дверь.

— Заходи, — сказала я и первая вошла внутрь.

— Ричард! Изабелла! Дедушка! — радостно воскликнула Анжелика, — Привет! Мы вернулись! А угадайте, что мы вам привезли⁈

Дом ответил ей тишиной.

— Спят, что ли? — удивилась она.

Я тем временем пыталась нашарить коробку спичек. Мы хранили их всегда на полочке, где ключи. Дед Василий любил выйти подымить табачищем, и постоянно не находил, где спички, поэтому они у нас лежали на всех возможных и доступных местах, главное, чтобы не достала Изабелла.

Пока я зажигала спичку, пока разувалась, Анжелика сбросила кроссовки и заскочила в комнату.

— А где все⁈ — удивилась она, выскочив в коридор и ещё раз крикнула, — Деда Вася! Ричард! Изабелла! Ау!

Тем временем я сняла промокшую куртку и пошлёпала на кухню (тапочки не одевала — носки промокли насквозь).

Там я с трудом, но отыскала огрызок свечи. Как-то позабыла, что в это время начались длительные отключения света. А после Америки, с её комфортом, всё это вообще вылетело из головы (надо будет завтра хоть свечами запастись впрок).

— Мама Люба! — растерянно сказала Анжелика, — никого нету… ты что-то понимаешь?

Я промолчала. Дошла на кухню и подожгла газовые конфорки. И светлее, и хоть немного квартира нагреется. Я потрогала трубы — так и есть, холодные, аж ледяные.

— Анжелика! — велела я, — хватит кудахтать! Бегом переодевайся, а то простудишься.

— Д-д-да, дубняк дома, капец, — простонала Анжелика.

— Ну так переодевайся давай! Носки шерстяные одеть не забудь! И колготки! — рявкнула я и сама тоже заторопилась к шкафу с одеждой.

— Как думаешь, может, они в село уехали? — спросила Анжелика, возвращаясь на кухню уже переодетой в домашнюю одежду, — там у деда печь топится, тепло. А здесь дубарина. Но у Ричарда же учёба…

— Ставь чайник, — велела я. — Сейчас всё расскажу.

Я занесла на кухню рюкзак и принялась вытаскивать продукты.

— Что расскажешь? — Анжелика бахнула полный чайник на плиту и села за столом на табуретку, зябко поджав под себя ноги и натянув рукава свитера на ладони.

— Дела у нас не очень, — осторожно сказала я, — Ричарда и Изабеллу опека забрала.

— К-как забрала? — Анжелика дёрнулась от этих слов, как от пощёчины.

— Пока не знаю, — ответила я и положила в чашку с кипятком ложечку сахара. Затем подумала и долила ещё заварки.

— Давно?

— Недели полторы назад, — тихо ответила я, помешивая сахар.

— Так ты знала?

— Да, — тихо ответила я.

— Ты знала! И ничего мне не сказала! — закричала Анжелика и вскочила из-за стола, задев при этом столешницу, кипяток из чашек расплескался по всему столу.

— Осторожнее! — я тоже подхватилась, схватила тряпку и принялась вытирать со стола, пока не полилось на пол.

— Почему ты мне не сказала⁈ — рыдала Анжелика, — Как ты могла⁈

— Анжелика… — сказала я.

— Отстань! Ненавижу тебя! Не-на-вижу! — Анжелика затряслась и с рыданиями выскочила к себе в комнату, хлопнув дверью так, что штукатурка не обсыпалась только чудом.

Я сперва хотела бежать следом. А потом решила — не надо. Пусть порыдает, скинет напряжение. А потом мы нормально поговорим. Доказывать сейчас что-то, когда она в таком состоянии — глупо. Только нервы попорчу, и себе, и ей, но не добьюсь ничего.

Поэтому я села обратно за стол, долила себе чаю и принялась ужинать.

Чёрт, завтра на работу, а у меня обед на завтра не сварен, да и завтрак тоже, в чём идти — не знаю, и света нету, блузку не погладить. Надо бы сумки распаковать, да сил нету. До сих пор пол подо мной качается — такое впечатление, что я ещё еду.

Нет, готовить на завтра я физически не могу. Сейчас надо допивать чай и идти спать. На завтрак утром овсянки сварю, варенье есть, сойдёт.